Мои стенания закончились так быстро только потому, что нашим взорам вдруг предстало самое очаровательное в мире озеро. Гладкое голубое зеркало, неровные берега, поросшие молодым камышом, мягкий песочный пляжик… Сказка!
– Стоп, Кащеик! Я на пять минуточек отлучусь, а ты тут постой. Только без меня не уходи!
– Ку-у-да?!
Цепкая рука ловко ухватила меня за запястье.
– Да куда я денусь? Искупаюсь быстренько и вернусь. Только отвернись, я же не буду в одежде в воду лезть. Но не подглядывай! (Хотя если не подглянет, то не мужчина будет…) А потом я отвернусь.
– Ни-ку-да не пойдешь! – твердо отрезал мой суровый спутник.
– Это еще почему?! – возмутилась я.
– Цверги ясно сказали: с дороги не сворачивать.
– Хм! Да это вообще было фигуральное выражение: никуда, мол, не ныкайтесь, чтобы не потерять ориентацию. А тут рядышком, рукой подать.
– Мы ничего не знаем об этом мире, – назидательным тоном читал мне нотацию Кащей. – Эта идиллия может быть только видимостью, а в темных, мрачных глубинах, вполне вероятно, скрывается какое-нибудь ужасное чудовище…
Все это меня не убедило. Единственным доводом служила железная рука, неумолимо увлекающая меня прочь от зовущего, манящего своей первозданной чистотой озера. Я только собралась высказать этому деспоту все, что о нем думаю, как сзади раздался отчаянный, захлебывающийся детский крик. Хватка Кащея на долю секунды ослабла – и я уже мчалась к голубой глади озера, в центре которого то показывалась, то исчезала маленькая головка.
Вот в этом вся я – сначала делаю, а потом думаю. Так не хотелось лезть в воду в одежде, но я уже плыла кролем – так у меня быстрее всего получается – к тонущему малышу. Мальчик отчаянно молотил кулачками, визжал, выпучив глаза, отплевывался фонтанчиками, а когда я приблизилась, пошел под воду, пуская пузыри. Теперь главное – половчее ухватить его за шкирку или за волосы, чтоб он не вцепился в меня. Я еще никогда не спасала утопающих, но твердо усвоила теорию. Хватанув побольше воздуха, я нырнула в синюю глубину. Да где же это несчастное дитя? Ах вот оно! Я только примерилась подхватить его за волосы, как «несчастное дитя» резко метнулось в сторону, обхватило меня сзади за плечи, полностью парализовав движения, и со скоростью ракеты потащило на дно.
«Дура доверчивая», – только и подумала я, чувствуя, что мои легкие вот-вот взорвутся, а глаза выскочат из орбит. А кто-то говорил, что тонуть небольно. Я до последней секунды сдерживала дыхание, но ныряние не мой конек. Почти теряя сознание и не в силах больше сопротивляться, я потянула в себя воду, понимая, что это конец.
Но, к величайшему моему удивлению, легкие заполнил… воздух! Спертый, сырой, но воздух! Вдох, еще вдох. Боже, какое это счастье – дышать! Только тут я почувствовала, что стою на четвереньках, под моими руками и ногами – твердая поверхность. Так, немножко продвинусь вперед, подальше от воды… Не скоро купаться захочется!
Села. Огляделась. Я в пещере. Стены поросли каким-то светящимся мхом, от него все пространство озарено призрачным светом. Глаза быстро привыкают к сумеркам, и вот я уже могу рассмотреть всю пещеру. Вот вход, через который я сюда попала, – неширокий лаз снизу. Дно покатое, здесь, где сижу я, – сухое, а с другой стороны – покрытое водой. И там дрыгает ручками-ножками, еле сдерживаясь от смеха, рыжеволосый ребенок лет пяти-шести. Нормальный ребенок, без рыбьего хвостика.
– Ты кто?
Малыш перестал кататься по земле и придвинулся поближе ко мне. Его личико изобразило глубокое страдание, а в больших круглых глазенках заблестели слезы. А может, вода?
– Я бедный, одинокий ребенок, – всхлип, – меня мамочка отвела к озеру и бросила, – еще всхлип, – потому что я очень много ел. Теперь я живу здесь… сам, один. Прячусь в этой пещере от всяких злых чудовищ, – всхлип, всхлип. – Никто меня не любит, никто меня не ласкает, – а я и не заметила, что его головка уже устроилась на моих коленях, а моя рука нежно ворошит мягкие влажные волосики. – Ты такая хорошая. Ты ведь меня не бросишь? Будешь моей мамочкой?
Стоп. Малыша, конечно, жалко. Но мамой становиться я пока не собиралась.
– Так, тебя как зовут?
– Люсьен, – удивленно поднял головку мальчик.
– Слушай, Люсьен, сейчас мы выбираемся на поверхность, там меня ждет хороший друг, мы ищем твою маму…
– Нет, – перебил малыш, – маме я не нужен, она меня бросила.
– Значит, отведем тебя в селение, найдем бездетную семью, и тебя с радостью усыновят.
– Нет. – Мальчик вырвался из моих рук, окунулся в воду и показал место за ушками. – Гляди, у меня уже выросли такие штучки, и я долго не могу находиться на воздухе.
Я ощупала трепещущие жабры. Настоящие!
– Я так долго жил в воде, что теперь не могу уйти из озера. Ну останься со мной… Ну стань моей мамочкой, – захныкал Люсьен. – Я тебе рыбку ловить буду-у-у…
Не выношу детских слез. Опять надо идти ва-банк.
– Не могу. У меня самой дома дети плачут.
– У тебя есть дети? – изумился малыш, перестав плакать.
– Пятеро, – растопырила я пальцы. – Так что извини, я не останусь. Но обещаю, если мне встретятся где-нибудь русалки, сирены или другие водные жители, я дам им твой адресок – тебя усыновят. Или хотя бы определят в какой-нибудь приличный русалочий детский дом. Лады?
– Какая ты добрая, – с сарказмом проговорил мальчик, теребя на груди какой-то чудный медальончик.
– Я про тебя не забуду. А теперь отпускай меня.
– Иди, – равнодушно пожал плечами Люсьен.
– Ну нет, ты меня проводи, пожалуйста.